Что делать взрослому мужчине у психоаналитика

Пришло SMS от мамы: «С днем Военно морского флота. Осторожней с псх-аналитиками, особенно если это бабы». С Днем ВМФ она меня всегда поздравляет, потому что и отец всю жизнь прослужил на флоте (а по сути и мы с ним: семья 25 лет по секретным частям, как по каторгам), да и я срочную тоже на флоте — на Тихоокеанском-мать его-флоте.А вот с психоаналитиками все сложней. Я хожу на психоанализ уже в течение года от трех до четырех раз в неделю.

Странное дело: если бы ты сказал в России еще года четыре назад, что ты ходишь к психоаналитику, то знакомые обязательно крутили бы пальцем у виска, а незнакомые отсаживались бы в электричке подальше. Но на электричке я не езжу с 1996 года по причине инвалидности и машины, а знакомые, которые могли покрутить пальцем, перевелись. Теперь все изменилось, и если ты где-то скажешь, что ходишь к аналитику, то в компании найдется еще человек пять, что переползают от анализа к таблеткам и обратно. И всем от этого смешно и весело.

С классическим психоанализом у меня роман с юношества, когда работы Фрейда были запрещены в СССР и психоанализ не то что критиковался, а высмеивался и размазывался по стенке советскими СМИ. (А вместе с ним, кстати, и все фрейдистски ориентированное современное искусство третировалось как дегенеративное, кстати, практически по дословным формулировкам германских нацистов). В восьмидесятом случился Тбилиси и мой друг и наставник Олег Эммануилович Соловей (Фишер), а по основной профессии подполковник МВД и главврач женской зоны, притащил мне все тома той революционной конференции. Тогда начали оправдывать потихонечку психоаналитические теории. Мне было очень интересно: все это совсем не походило на тупую совковую пропаганду и вообще на местное объяснение жизненных процессов.

Тут, на шестой части суши, основная мысль идеологии была такой: «У советского человека не может быть подсознания. У него может быть только сознание, а точнее — сознательность в выполнении долга перед родиной и перед партией». Откуда долги — непонятно. Но теперь уже ясно, что мой интерес к Фрейду был такого же рода, отчего люди становятся врачами: дело в том , что любой врач — человек довольно нездоровый, отсюда его выбор. Можете соглашаться с этим, можете нет — все равно.

Волны тоски — от подростковой депрессии  до старческой — сопровождают мужчину на всем протяжении жизни, если, конечно, у него есть хоть какое-то подобие души, а не просто член на колесиках.

И каждый из нас борется с этим в одиночку. Для начала отрицанием того, что тебе бывает плохо как бы без причины. Но отрицание и попытка скрыть все внутри с каждым годом только ухудшает положение.

Я не собираюсь излагать психоаналитические теории и выступать адептом Зигмунда Яковлевича, я говорю только за себя. Я точно знаю: все потери в жизни никуда не уходят — они накапливаются. Потеря отца. Потеря юности. Потеря себя. Потеря друзей. Потеря женщин. Потеря работы. Потеря того, потеря сего. Непережитое, неосознанное, не «отработанное», не отгореванное — оно ложится грузом на психике. И в какой-то момент боль становится настолько велика, что хочется причинить себе физическую боль, лишь бы заглушить внутреннюю. Я вижу, как мои коллеги-мужчины мечутся по жизни в попытке снять эту боль.

Обычно простым русским методом — алкоголем. Это дает некоторый эффект — седативный, — но в результате с похмельем приходит еще большая депрессия и паранойя. Оттуда недалеко до суицида.

Кстати, есть понятие «суицидальное поведение»: экстремальные виды спорта — это туда же. Езда пьяным за рулем — это конечно же. Кто из нас этого не делал? Стремление рисковать без смысла — это оно и есть. Провоцировать судьбу. Играть со смертью. Русская рулетка. Бла-бла-бла. И вся эта литературная чушь, которая как бы описывает поведение так называемого «настоящего мужчины», — это описание и провоцирование натурального суицидального поведения.

Потому что литература уже знает: мужчины не в состоянии себе признаться, что им плохо, что у них тоска, что у них депрессия. Что они тоже люди. И провоцирует их «быть мужчинами». В смысле тотальной маскулинности: «орущий бородатый всадник с шашкой наперевес, на потной лошади летящий на врага». Несоответствие такой модели вызывает неприятие со стороны сограждан — и уже кто-нибудь тебе обязательно напишет: «С такой философией надо набирать солдат в армию генерала Власова», — настолько у людей вынесен мозг пропагандой. Вообще-то их можно понять: весь миф о «настоящих мужчинах» создан для того, чтобы государство могло на халяву отобрать вашу жизнь.

Ну, в общем годам к сорока девяти мне стало совсем дурно. Мне показалось, что жизнь закончилась, а те угли ее, которые тлели еще внутри, жгли так, что хотелось резать руки ножом для резки бумаги. Кстати, это помогает, но тоже, как и алкоголь, ненадолго.

Однако мужская психологическая защита говорит: «У тебя все нормально. У тебя все нормально. И т. д.». Тот же процесс происходит в русском обществе — тотальное отрицание реальности. Жизнь в мифах. Это путь в никуда.

За это время я уже пытался разговаривать со знакомыми психологами-гештальтистами. Но стабильной работы не получилось (нельзя работать со знакомыми). И, следовательно, результатов — тоже. Поэтому пришлось идти на классический психоанализ.

Этот шаг произвел шокирующее впечатление на моих близких. Ну «смску» от мамы вы уже читали. Она вроде образованный человек, библиотекарь, а тут такое. Но дальше — больше: дочь-психолог со специализацией по суициду крайне скептично отнеслась к моему обращению к психоаналитику, мотивировав довольно странно: «Я вот не хожу к психоаналитику, потому что уважаю своего отца и свою мать», что явно продолжает разработку мифа о том, что психоанализ разрушает вашу любовь к родителям. Все это настолько похоже на Analyze This, что даже не смешно.

Последней отреагировала жена, с которой мы прожили 35 лет, по профессии также связанная с психологией (на этот раз детской). Она объявила, что у меня, видимо, появились лишние деньги и вообще похоже, что я нашел себе секту и новую бабу. И ушла, хлопнув дверью.

Вообще-то все это уже давным-давно описано в психоаналитической литературе: когда человек решает заняться наконец своим внутренним миром и навести в нем порядок или хотя бы понять, что происходит, то окружающие, если они не принимают нового отношения к существованию, воспринимают все в штыки. И семьи рушатся окончательно. Промолчал только сын. Но он судмедэксперт. Не путать с патологоанатомом.

Я остался в изоляции, которая тем временем стала резонировать с основной идеей: как научиться опираться только на себя. Причем внутренне, а не внешне. Потому что по жизни получается, что все вокруг опираются только на меня: я основной зарабатывальщик денег и всё по большому счету куплено мной — крыши  над головой, колеса и т. д. и т. п. — только потому, что я пашу как подорванный, невзирая на депрессии и тихое схождение с ума.

Но мы же все заложники патриархальной структуры семьи, где все близко-близко, где не распределены четко роли, где все слеплены, как пельмени.  И ты плавно перетекаешь из своей первой основной семьи, где мать тебя третирует как маленького мужа, в ранний брак, где юная жена скорее тебе сестра, чем внятный партнер по жизни. И так далее. Отношения, которые усложняются, но не взрослеют.

У меня большие претензии к советской и постсоветской психологической науке. Она не работает с населением. Уже капитализм вон двадцать лет как, а она — наука — не работает ни с прессой, ни с массами населения. Никто никому ничего не объясняет, не ведут колонки, не выступают в прессе ни гештальтисты, ни классики-фрейдисты, ни юнгианцы — никто. Никто не говорит про взросление, про опору на свои силы, про то, что надо разлипнуться наконец с родителями (вот тут-то начинается натуральная истерика: ты нас не любишь! И т. д.). Ничего простого и доступного наука не говорит нам как социуму. Только в тиши кабинетов за отдельную плату, да и то не всегда внятно. Потому как это ж псевдонаука по версии советских СМИ, на которых выросло мое поколение. А Фрейд во всем видел мужской член. Ага.

Пока что за год хождения к аналитику я для себя выцепил именно идею опоры на собственные силы и подошел к пониманию истоков депрессии и панических атак. И даже неважно, каковы они. Главное от этих походов — умение признать наличие проблемы. Кстати, это тяжелее всего. И, как я вижу по людям меня окружающим (а по профессии меня окружает огромное количество людей), для многих это пока недостижимая задача.

Ведь неслучайно после катастрофы «Булгарии» европейские журналисты обозвали нас «обществом массового отрицания реальности», потому что, судя по реакции, комментариям и общему отношению к трагедиям подобного рода, все, кто по отдельности живет в отрицании реальности, составляют целый социум. Точно такой же. опубликовано econet.ru

Автор:  Игорь Мальцев