Стефан Коллини: Зачем нужны университеты?

Экология сознания: Жизнь. Это отрывок из книги кембриджского историка идей Стефана Коллини «Зачем нужны университеты?», в котором пародируется представление об университете как корпорации

«Я работаю в индустрии знаний и человеческих ресурсов. Моя компания специализируется на продуктах двух типов: мы производим высококачественные и многофункциональные единицы кадрового запаса, а также коммерчески успешные и передовые новые знания в дружественной для потребителя упаковке из печатного материала».

Это отрывок из книги кембриджского историка идей Стефана Коллини «Зачем нужны университеты?», в котором пародируется представление об университете как корпорации.

То же самое можно сказать и другим способом: «Я преподаватель в университете. Я учу студентов и пишу книги».

Но на этом чаще всего дело не заканчивается.

К концу XX века из относительно редких учебных заведений для элиты университет превратился в одно из самых распространённых общественных учреждений.

Никогда ещё так много людей по всему миру не училось в университетах.

Неудивительно, что многих возникает вопрос «зачем?». Зачем люди проводят несколько лет своей жизни за изучением английской литературы, юриспруденции, теоретической физики, взглядов Гоббса на медицину или мирового фольклора?

Зачем же на самом деле нам нужны университеты?

Но когда мы начинаем разговаривать на языке экономики, мы упускаем самое важное. Возможно, сильные университеты действительно вносят свой вклад в экономическое благосостояние и готовят квалифицированных специалистов в таких-то и таких-то областях.

Но представлять это в виде главной цели — всё равно что заводить и воспитывать детей из желания предоставить экономике «компетентную рабочую силу».

Нужно начать с какого-то другого места. Книга Коллини как раз и является попыткой пересмотреть исходные посылки общественных дискуссий о предназначении университета. Остановимся на её основных аргументах чуть подробней.

Университет готовит юристов, некоторые из которых начинают работать в сфере государственного управления, а некоторые начинают размышлять об основаниях власти, общественном устройстве и природе социального действия (примерно так можно описать истоки современной социологии).

Средневековые университеты были тесно связаны с церковью и христианским каноном, но многие рассуждения схоластов имели так же много общего с библейским текстом, как знания о строении блохи — с ихтиологией. Теоретическая физика, конечно, может найти какое-то применение в металлургии, но странно было бы заставлять Эйнштейна обосновать «практическое применение» теории относительности.

Поэтому основа университета — не парты и не аудитории, его цель — не производство «высококачественных и многофункциональных единиц кадрового запаса».

Главной чертой университета является стремление к более полному пониманию любого предмета.

Иначе говоря — расширение и пересмотр границ познания, сохранение культурной памяти и её передача следующим поколениям.

В этом смысле университеты больше похожи на музеи и картинные галереи, чем на корпорации.

Такая аналогия смутила бы имиджмейкеров, которые стремятся представить университет «современным и динамично развивающимся предприятием», будто бы прошлое — это что-то плохое, пыльное и наверняка заразное. Но на самом деле в этом сравнении нет ничего постыдного или снобского. Вне культурной памяти вообще не было бы ни человека, ни общества.

Можно упирать на развитие пресловутых soft skills при оправдании университета, но это всегда будет похоже на некоторую уловку. Это как если бы мы попытались улучшить тезис Монтеня «философствовать — значит учиться умирать», переделав его в утверждение «изучать философию — значит развивать навыки широкого применения, приобретаемые по мере прохождения программы обучения».

На сходной, но чуть более сложной аргументации строится недавняя книга философа Марты Нуссбаум «Не ради прибыли: Зачем демократии нужны гуманитарные науки». Как следует уже из названия, экономические категории Нуссбаум тоже решительно отвергает.

Вместо них она предлагает говорить о развитии человеческого потенциала во всех его проявлениях.

По её мнению, образование в области гуманитарных наук и искусства (а это именно та сфера, которая вызывает наибольшее количество вопросов и сомнений в её целесообразности) воспитывает «способность к критическому мышлению, способность отвлечься от частных интересов и взглянуть на мировые проблемы с точки зрения гражданина мира, и, наконец, способность сочувственно относится к трудностям другого человека».

При всех своих достоинствах, такая аргументация всё-таки не даёт понять, почему для обретения этих чудесных способностей непременно нужно несколько лет ходить на лекции, читать сложные тексты и размышлять, к примеру, об изображении классовой борьбы в романах викторианской эпохи. Образование, конечно, может развивать эти навыки. Но связь между тем и другим отнюдь не лежит на поверхности.

На чём же тогда остановиться, как ответить на вопрос «зачем нужны университеты»? Категории экономического благосостояния для этого не подходят, потому что сами по себе недостаточны. Как пишет экономист Георг фон Вальвиц в своей книге «Изобретение благосостояния», «те, для кого благосостояние превратилось в содержание жизни, превращаются в весьма трагические фигуры, постепенно утрачивая в своём характере живые черты. Они становятся жертвами основополагающего свойства благосостояния: за ним ничего нет. Оно никуда не ведёт дальше себя. Оно не имеет в себе никакого смысла».

Но именно к подобным трагическим фигурам почему-то часто обращаются в публичной полемике о предназначении университетов. Это представление о мифическом «налогоплательщике» и «реальном мире», которым посвящены лучшие пассажи книги Коллини.

Налогоплательщик обычно «предстает угрюмым и капризным созданием, особенно боится любых контактов с посторонними, опасаясь, как бы у него не отняли пожитки, плоды того, что оно любит называть своими “трудами”».

Но это странное существо тут же становится покладистым и легко расстаётся с этими плодами, если его убедить, что это каким-то образом приведёт к умножению общего количества имеющихся пожитков. Ещё чаще приходится сталкиваться с представлением о так называемом «реальном мире», в котором решающее значение отдаётся полезности.

Неясно, где этот мир находится. Но мы с вами, к счастью, находимся не в этой суровой реальности роботов, а в мире, где есть место человеческой фантазии, воображению и эмоциям, где знание ценится вне зависимости от того, сколько за него готовы заплатить на рынке. По крайней мере, хотелось бы на это надеяться.

Стоит попытаться перевести разговор о ценности и значении университета с критериев полезности и экономической функциональности на язык знания. Университет занимается производством знания и передаёт его следующим поколениям. Именно на это направлены его главные компоненты — исследование и преподавание. Это деятельность, которая не подлежит проверке никакими внешними критериями и не укладывается в отчётные таблицы. Она содержит критерии собственной оценки в себе самой.

Реальные учебные заведения, в которых нам приходится бывать, часто не соответствуют этим возвышенным определениям. Но многие причины этого несоответствия лежат именно в том, что университеты подчиняются внешним критериям оценки, превращаясь в корпорации или фабрики по выдаче дипломов. Образование не станет более качественным, если ужесточить требования к университетам и усилить государственные проверки.

Это будет происходить только в том случае, если мы признаем ценность образования самого по себе, вне зависимости от того, увеличивает ли оно годовой ВВП и делает ли выпускников «более конкурентоспособными на рынке труда». Хотя и это было бы неплохо. опубликовано econet.ru